Парадоксы станковой пластики

Интерес этот вполне очевиден и в искусстве 60-х годов. Даже больше уже тогда он стал приметой активизации принципов именно станковой пластики. Правда, здесь нельзя не отметить другой, на первый взгляд, чисто внешний фактор. Дело в том, что в те же 60-е получает размах декоративная и монументальная скульптура. В сложившейся ситуации перед станковой пластикой возникла угроза раствориться в масштабах градостроительства, и она также подтолкнула художников к решению проблем сугубо станкового порядка, к созданию в самой структуре образа своего интерьерного поля.

Это хорошо, например, прочитывается в композиции В. Вахрамеева «Орган», где система архитектурных форм разновеликих колоннообразных вертикалей символизирует мощь звучания органа и вместе с тем создает для человека, изображенного в композиции, собственную среду. В «Семье Древиных» представленные персонажи не просто и не только конкретны, они подчеркнуто характерны, индивидуальны, а тонкие конструкции как бы размыкают пространство, соединяют его с миром, придают образу обобщенно- символическое звучание. То есть, сохраняя тот же архитектурно-пластический принцип, Вахрамеев стремился придать мотиву непосредственный, жанровый характер. И это чрезвычайно важный момент. Такая концепция образа поднимала скульптуру на качественно иной уровень развития, отодвигая угрозу растворения в монументальности.

Безусловно, в самой природе станкового искусства заложена изначальная связь с конкретными жизненными впечатлениями, которая обусловливает определенную систему «рассказа». Элементы повествовательностп встречались в скульптуре и раньше. Здесь же хочется подчеркнуть, что повествовательность в станковой пластике 70 - 80-х годов особого рода. Это воплощение конкретно-чувственных образов в формах условно-символического обобщения. Естественно, что такая постановка проблемы выявилась прежде всего в самом «разговорчивом» виде скульптуры в рельефе. Интересны с этой точки зрения работы Н. Богушевской «Из жизни лейтенанта Шмидта» (1975, бронза). В них объектом исследования становятся не только персонажи и пространство вокруг них, но и время как философская категория.

Рельефы Богушевской откровенно эмоциональны, фактурных, образно завершены. Сохраняя свою специфику, они могут существовать в любом интерьере, поскольку обладают качеством самостоятельных станковых произведений. Художница вполне закономерно заботится об органичном бытовании станковой вещи в современной детерминированной архитектуре, и это тоже важно.

Однако увлечение повествовательностью (хотя и на новом смысловом уровне) создает угрозу подмены ее литературно-описательной интерпретацией, к которой рельеф оказывается безгранично терпимым. В этой связи нужно отметить и другую особенность активное сопротивление «литературности», попытки преодолеть ее. Так, рельеф А. Войтканса «Ф. Дзержинский, Я. Петере, Ю. Лацис на обходе» (1980, бронза) откровенно демонстрирует предельное уплотнение масс, обобщенный характер в трактовке форм. Все это создает необходимый баланс, при котором повествовательность выступает не в качестве литературно-ассоциативного приема, а как пластическое начало.